Персона ТОР — Интервью с главными лицами компании ТОР-ЛИФТ

Персона ТОР — Интервью с главными лицами компании ТОР-ЛИФТ

Алексей Александрович Клеймёнов. Генеральный директор

 

— С какого года Вы работаете генеральным директором «Тора»?

— С 2008-го.

— Расскажите о своей предшествующей биографии. Образование, опыт предыдущей работы.

— Я закончил Тульский технический университет в 1994 году по специальности ракетные двигатели. В 94-м ракетные двигатели были никому не нужны, и в итоге судьба забросила меня в Королёв, а потом в славную организацию «Тор», где директором и учредителем был Владимир Николаевич Пастушков.

— В каком году Вы оказались здесь?

— В 2000-м.

— А на какую должность пришли?

— Инженера по маркетингу. В лифтах я вообще ничего не понимал, это было абсолютно новое направление для меня. «Тор» стал для меня путёвкой в жизнь. Когда я пришёл сюда, я поставил себе цель: во что бы то ни стало стать специалистом в этой области. Я стал ездить по объектам, вникать в устройство шахт, наблюдать за строительством. Сейчас специалистом я себя уже могу назвать. Может быть, не на 100% — всегда есть чему учиться – но в лифтах я кое-что понимаю.

— В 2000 году, когда Вы пришли, компания переживала расцвет…

— Да, это был строительный бум, а кроме нас никто не делал металлокаркасные шахты. Мы были первыми в Москве, а может быть и в России. Никто не знал, как их делать.

— А вы как узнали?

— Опыт. У Владимира Николаевича был громадный опыт работы на заводе. Да и у других сотрудников тоже. Взять хотя бы Кирилла Александровича, нашего проектировщика, скрупулёзного, педантичного и в то же время творческого человека. «Тор» был кузницей кадров в своё время, и даже те кто ушёл отсюда, по крайней мере большинство из них, хорошо отзываются о том времени.

— Ну со временем у вас всё же появились конкуренты?

— Да, безусловно, мир не может существовать без конкуренции. Чертежи не утаишь, все видят, как и что… В итоге конкурентов сейчас очень много.

— Вы стали генеральным директором как раз в начале кризиса. Как это произошло?

— Ну, мы едва сводили концы с концами. Владимир Николаевич уже устал. Быть генеральным директором — тяжкое бремя. Отвечаешь за всех, где-то надо находить деньги, а денег нет, кризис… Он отдал мне кресло с лёгкой душой. Тогда я его не понимал, а сейчас понимаю. Было тяжело, очень тяжело, но мы выжили. И сейчас, тьфу-тьфу, всё хорошо.

— Были мысли бросить, заняться чем-то другим?

— Были, конечно. Найти место где-нибудь в «Газпроме»: отработал, вечером ушёл домой, и ни о чём не думаешь, и голова не болит. Но сейчас у нас наблюдается подъём. Хотя малый бизнес в России – это всегда синусоида, вверх-вниз, вверх-вниз. Он никому не нужен. Так мы по этим волнам и плывём. В общем, как и все в нашей стране, кто не сидит на газовой или нефтяной трубе. Всё заточено под большие компании, все эти тендеры. Авансов не дают. Как можно сделать за свои деньги что-то, без аванса, купить оборудование например? Ни у кого нет оборотных средств. Все пытаются правдами и неправдами взять хоть какую-то копейку у государства, чтобы хоть как-то начать.

— Что можно было бы сделать на государственном уровне, как Вы думаете, чтобы полегче жилось?

— Я конечно государство тоже понимаю. Они боятся, что их обворуют. Но вот эти бесконечные заградительные меры… К примеру, нас загнали в эти саморегулируемые организации. Чем они занимаются, я не понимаю. По идее, они должны нас периодически проверять, но мы их не видим. Как можно проверять курицу, которая несёт золотые яйца? Как они будут проверять меня, если я плачу им деньги? Мы заплатили 450 тысяч за членство, плюс каждый квартал платим порядка 25-30 тысяч.

— А налоги не душат? Не завышены?

— Душат. Для нас, для малого бизнеса, они завышены, мне так кажется.

— За счёт чего всё-таки вам удалось пережить кризис?

— Дело в том, что мы производим нишевый продукт. Мы занимаемся тем, что вставляем лифты туда, куда они вроде бы не встают. У нас даже был такой слоган, «впихнуть невпихуемое». Неофициальный, конечно… Благодаря этому мы и выдержали. И ещё благодаря тому, что делали «под ключ», от начала и до конца. Весь процесс, от покупки лифта и проекта до установки.

— А в других компаниях делают не так?

— Большинство компаний делают что-то одно. Кто-то монтирует, кто-то готовит проекты, кто-то наоборот – строит, но не монтирует.

— Вы какие лифты ставите, наши или импортные?

— Нам без разницы, принцип работы и у тех, и у других одинаковый. Ставим любые.

— А какие чаще заказывают?

— Больше наверное импортные. В жилой дом сейчас ставим 12 отечественных, а в коттеджи больше заказывают импортные.

— И много заказов в коттеджи?

— Очень много.

— Это на 2-3 этажа?

— И на 4, и на 5. Коттеджи очень большие бывают (смеётся).

— А вот лифт на Елоховском соборе при Вас делали?

— Да, это 2001 год. Начинали ещё до меня, при мне заканчивали. Хороший объект, мне нравится. Там был уже лифт, но старый, мы его заменили. Поставили отечественный лифт, наверное первый панорамный отечественный лифт. Щербинский завод раньше таких не делал.

— Рынок в целом ещё растёт, или всё уже давно застроено лифтами?

— Нет, всё застроить невозможно. Всё пошло уже по второму кругу. Кто-то уже выбрасывает лифты, демонтирует, ставит новые. Пока идёт стройка, рынок будет развиваться. Люди богатеют, ставят лифты уже в двухуровневые квартиры.

— Какие у вашей компании планы, перспективы развития?

— Планы грандиозные, мы компания амбициозная. В ближайшее время будем расширяться, потому что я уже чувствую, что людей не хватает. Хотя с новыми специалистами колоссальная проблема, просто беда. Их практически нет. Я не знаю, работают ли ещё лифтовые училища. Вроде что-то пытаются в этом направлении делать, но грамотных лифтовиков-наладчиков катастрофически не хватает. И монтажников тоже.

— Расскажите о вашем коллективе.

— Коллектив замечательный, хотя может быть не такой молодой, как хотелось бы. Мы привлекаем молодых, но их трудно удержать, потому что молодому человеку сейчас хочется получить всё сразу, ему нужно зарплату минимум в 50 тысяч, хотя он ничего не умеет. Есть такая тенденция. Мне кажется, когда я приходил сюда, у меня не было такой цели. У меня была цель научиться чему-то, а сейчас всё изменилось… Какой-то другой менталитет стал у людей. Но есть и те, кто стремится именно обучиться и остаться в коллективе, хоть таких и мало.

С другой стороны, у наших сотрудников огромный опыт. Любая проблема решается сразу. Таких людей уже и не найдёшь.

— Вы уже 21 год существуете. Много ли компаний с таким стажем на российском рынке в вашей отрасли?

— Я думаю, что немного. Причём они все как-то меняются, теряют свой облик. Есть конкуренты, их много, но мне кажется, среди них нет никого похожего на нас.

 

Владимир Николаевич Пастушков. Главный инженер

 

— Вы главный инженер сейчас?

— Да, последние пять лет. В моём подчинении находится небольшое конструкторское бюро, инженер по технике безопасности. В моих руках — техническая политика нашего предприятия.

— Вы всю жизнь в лифтостроении или чем-то ещё занимались?

— Я закончил МВТУ имени Баумана по специальности «Техника низких температур», потом 11 лет работал на военном предприятии Министерства оборонной промышленности. Тогда эта отрасль была очень развита, никто себе другой работы и не представлял. Мы занимались охлаждением головок самонаведения ракет, танками, приборами ночного видения.

— А потом перешли в лифтостроение?

— А потом, когда пришли демократы и всё развалилось, волей судьбы в 1991 году я попал на Щербинский лифтовый завод. К тому времени на оборонном заводе я возглавлял конструкторское бюро систем автоматизированного проектирования, то есть был хорошим программистом, и на Щербинский завод я устроился по этой специальности. Главный конструктор этого завода Шебаршин, тоже выпускник Бауманки, предложил мне возглавить конструкторское бюро по проектированию лифтов. Я сказал, что ничего не понимаю в этом деле, но он обещал помочь разобраться. Так оно и получилось.

— Сложно было вникать в новую тему?

— Конечно сложно. Но те, кто получил высшее инженерное образование, обрекают себя на то, чтобы учиться всю жизнь, как нам говорили ещё в институте. Так я всю жизнь и учусь. Инженерное дело неисчерпаемо. Технологии постоянно развиваются.

— Вы уже в 1992 организовали «Тор». Вы это совмещали с работой на заводе?

— Да, совмещал. Завод не справлялся с новыми проектами, конструкторов было мало, платили им тоже немного, и мы решили пустить клиентов в немного другое русло. Нужно было открыть предприятие, мы это сделали, и я стал генеральным директором. Проработал на двух местах до 1996 года, а потом стало понятно, что на двух стульях не усидишь, и я выбрал стул генерального директора. До 2008 года занимал эту должность, а затем стал главным инженером, передав это неблагодарное дело Клейменову Алексею Александровичу.

— Устали от директорства?

— Устал от бизнеса. Нужно всё время платить зарплату, налоги, а в те времена нужно было ещё и давать взятки.

— А сейчас меньше взяток стало?

— Меньше. С тех пор, как Госгортехнадзор лишили части полномочий, спасибо Путину за это. Место Госгортехнадзора заняли инженерные центры, которые сами должны получать аккредитацию в Госгортехнадзоре, но с ними гораздо проще работать.

— У вас на старом сайте написано, что «Тор» смонтировал более 600 лифтов. Сейчас уже больше 1000?

— Наверняка больше.

— Сколько в год делаете?

— Это не показатель, потому что мы занимаем свою собственную нишу. В качестве примера хорошо подходит Елоховский собор, на нём такая конструкция из стекла и металла, в которую установлен лифт. Вот это и есть основной наш род деятельности.

Вы, наверное, обращали внимание, что в Москве много таких лифтов на стенах зданий. Их 2500, лет 10 назад была их повальная замена. Мы тоже принимали участие, самый первый лифт заменили именно мы, в 1996 году.

Наше дело предполагает в первую очередь строительство: сделать фундамент, разработать проект, провести строительные работы. Сами строители неохотно берутся за это, им нужны большие объёмы, например жилые дома. А наши проекты по сравнению с домом ничто, стоят пару миллионов рублей, в то время как дом, допустим, миллиард. И мы за них берёмся охотно.

Также мы делаем и то, что и все остальные: установку жилых лифтов, например. Потом вторая ступенька: установка и замена лифтов в нежилых зданиях, всяких заводах, холодильниках, промышленных и административных корпусах. Это стоит подороже, а берутся уже не с такой охотой, поэтому здесь можно конкурировать. Там, где дело связано не с новым строительством, а с заменой, нужно головой соображать, а никто не хочет соображать головой. Нужно очень тщательно к этому подходить. Вот мы и берём не объёмом, а умом и руками. А с объёмов нас давно уже вытеснили такие компании как Мослифт, МосОТИС и прочие, несть им числа.

— А какие лифты сейчас больше ставят, импортные или отечественные? Как вообще качество отечественного лифтостроения?

— Отечественное лифтостроение конечно поднялось за последнее время, но ещё недостаточно. Иностранные лифты практически все имеют преимущество в качестве, за исключением, может быть, турецких. Китайцы купили лицензии и выпускают уже практически всю номенклатуру лифтов, достаточно удовлетворительного качества, по цене, сравнимой с отечественными. Только перевозка дороговата, поэтому китайские лифты выгодно ввозить большими партиями, от 10 и больше. По одиночным закупкам отечественные пока выигрывают. Щербинский завод хорошо работает, цветёт, обеспечивает город Щербинку рабочими местами, благодаря Максу Айзиковичу Ваксману, генеральному директору. Он пережил лихие 90-е и вывел завод на первое место в России по лифтам.

— Расскажите о бизнесе 90-х. Сейчас это уже легендарное время, а вы там были с самого начала. Сложно было приспосабливаться к рыночной экономике после плановой?

— Ну, выпускники нашего института себя высоко котируют. Как и у десантников, у нас культивируется мысль «Если не мы, то кто?». Мы должны уметь всё и понимать всё. Естественно, у нас была и экономика в институте, и право, и другие науки. Поэтому с экономической частью проблем не было. Для меня 90-е были самыми хорошими годами в жизни. Я понимаю, что при Ельцине происходил развал страны и прочее, но Бог дал мне сферу деятельности, которая была, есть и будет всегда. Людей и грузы надо поднимать на высоту. Большие предприятия вроде Мослифта развалились, и всё держалось на мелких фирмах типа нашей. Поэтому у нас была работа, были деньги. В 1995-96 я впервые съездил с семьёй в Египет и почувствовал себя человеком.

— Вот Вы говорите, что в плане бизнеса 90-е Вам нравились больше, но в то же время благодарите Путина за то, что навёл порядок. Но ведь он ограничил свободу предпринимательства. Вы ведь почувствовали это на примере вашей фирмы?

— Ну, всякая система кристаллизуется. Формируется, уплотняется. После развала было болото, оно потихоньку сохло. Умные люди и в мутной воде ловят рыбу, и в чистой воде ловят рыбу. Разницы нет. А так, кому понравится жить в стране, где 90% нищие?

— Не хотели бы вернуться в 90-е, в плане экономического развития отрасли?

— Там приходилось ловить рыбу в мутной воде, это неприятно. Деньги были, но, в конце концов, не в деньгах счастье. И даже не в их количестве. Должна ещё быть правда и справедливость.

А малому и среднему бизнесу как тогда никто не помогал, так и сейчас никто не помогает. Мы не были никому нужны ни тогда, ни сейчас. Про 90-е говорят о каких-то бандитах, но к нам никогда никакие бандиты не приходили. Мы всё-таки занимались производством. Здесь такие небольшие деньги, прямо скажем. А те, кто занимался торговлей, тогда начинали с лотка, а сейчас уже построили себе универсам. А мы занимаемся, чем умеем.

— Какой период деятельности фирмы был наиболее успешен?

— 2003-2004 год. Там был наибольший оборот, наибольший расцвет.

— А какая стадия в данный момент?

— Мелкого, незначительного подъёма. В позапрошлом году оборот был 36 миллионов в год, в прошлом под 50, сейчас может быть под 60.

— А как оцениваете ближайшие перспективы? Продолжится подъём?

— Конечно продолжится. У нас сейчас работы столько, что мы еле успеваем её выполнять с имеющимся коллективом. А такой прибыли, чтобы купить землю, что-то построить, у нас нет. В 2003-2004 году у нас были мысли о строительстве завода, мы даже землю в Москве почти оформили, но в итоге не смогли найти нужные большие деньги.

А вообще, ничего, кроме того, что есть в голове, в душе и в сердце, не нужно. При необходимости можно взять в аренду помещение, какие-то средства производства. Не пошло – плюнул и бросил. А когда у тебя есть земля, строения-сооружения – становишься рабом этого, начинаешь работать на них. Без государственных субсидий так выжить сложно.

— В чём сильные стороны вашего коллектива?

— Я когда-то задумал предприятие с таким девизом: «Мы должны жить ненамного, но лучше всех». И работать должны на чуть-чуть, но лучше. Так примерно и получается. Хотя насчёт жизни лучше всех — это смотря, с чем сравнивать…

Нашему коллективу в среднем 50-55 лет, у нас старые и высококвалифицированные специалисты, за счёт этого мы и живём. Хорошие специалисты – это и есть наш главный козырь. Отрицательный момент в том, что нам уже нужна молодёжь, потому что некоторые люди скоро уже не смогут выполнять свои обязанности. Через 5, может быть 10 лет.

— И как с молодёжью дела?

— С этим как-то плохо. Молодёжь неохотно идёт осваивать такие специальности, как электромеханик, монтажник по лифтам, монтажник железобетонных конструкций.

— Бауманка ведь работает, выпускает людей?

— Из Бауманки у нас уже есть люди, это я, куда ещё (смеётся). А другие пусть работают на космос, авиацию, высокие технологии – на то, чем они и должны заниматься. А здесь у человека из Бауманки будет слишком низкий КПД. И денег им надо платить много, а у нас предприятие среднего уровня по всем показателям: по деньгам, по объёмам. Правда, по интеллекту выше среднего, чем мы гордимся. И тем, что существуем третий десяток лет – этим мы тоже гордимся. В нашем лифтовом мире нас все знают, у нас есть имя.

— Какие у вас главные цели, проекты, планы?

— Главный проект – начать зарабатывать несколько больше, чем мы зарабатываем. Соответственно, нужны новые технологии, новые заказчики. Новый современный сайт, который мы сейчас делаем. А цель одна – чтобы наши сотрудники жили чуть лучше, чем в остальном мире. Сейчас у нас примерно одинаковая зарплата в отрасли. Как раз произошла такая кристаллизация. Можно найти зарплату на тысячу больше, но не на 20 тысяч. Хотелось бы получать на 20 тысяч больше других, будем к этому стремиться.

— Расскажите немного о себе. Какое у Вас хобби?

— Раньше я занимался виндсерфингом, часто ездил в один отель в Египте, у меня там был тренер-араб по имени Атеф. Сейчас вот обстановка в Египте не очень, и уже несколько лет я туда не ездил. Там, на Красном море, я был на последних ролях, а здесь могу быть тренером (смеётся). Я вообще всегда интересовался кораблями, морем, парусным спортом. Начинал с байдарок, потом были катамараны, потом парусные катамараны, потом пару лет была яхта.

Сейчас я занимаюсь пением, музыкой. Меня пускают петь в церковный хор. Два с половиной года этим занимаюсь, чего-то достиг.

— А где?

— В Климовске, в храме Всех Святых.

— Большой хор?

— Ну, минимальный хор восемь человек. Я четвёртый номер — бас.

— Вы человек воцерковлённый?

— О себе такое не говорят, наверное, но я довольно часто хожу в церковь. Наверное, да, могу назвать себя воцерковлённым.

— Когда Вы пришли к вере?

— Как начал бизнесом заниматься, сразу понял, что без Бога здесь ничего не сделаешь. Без помощи Бога вообще не сделаешь ничего и нигде. Многие ищут себе друзей, партнёров. А в друзья и партнёры нужно найти прежде всего Бога, а он уже даст всё остальное. То, к чему каждый стремится.

 

Николай Николаевич Лебедев. Директор по экономике и финансам.

 

— Расскажите о своей должности и обязанностях.

— Я директор по экономике и финансам. Основная задача — контроль за финансовой дисциплиной, за порядком поступления денег и их расходованием.

— У вас профильное образование? Связанное с экономикой и финансами?

— Да, я закончил общеэкономический факультет академии имени Плеханова (тогда МИНХ имени Плеханова) в 1976 году, по специальности экономика труда. Работал начальником ОТИЗ, потом заведующим отдела маркетинга, потом главным бухгалтером – заместителем по экономике строительного треста. И сейчас занимаюсь, по сути, тем же самым. Это моя боль, моя печаль (смеётся).

— А здесь Вы с основания фирмы работаете или пришли позднее?

— Нет, я пришёл в начале 2002-го. Это был период расцвета фирмы, тогда у нас работало порядка 150-170 человек. Для лифтовой организации это достаточно приличная численность.

— Что самое сложное в Вашей работе?

— Вся сложность заключается в несоблюдении баланса. Баланса интересов заказчика и исполнителя, работодателя и работника, баланса доходов и расходов, цены и качества. Это очень трудоёмкий процесс — определение и соблюдение баланса во всём. Нужно уметь сводить различные интересы воедино, и очень важно слышать друг друга. По своему богатому опыту могу сказать, что люди не просто так не платят остатки по договору. Значит, они чем-то неудовлетворены. И здесь важно найти нужную тональность разговора, особенно когда начинаются повышенные тона: «Вот вы этого не сделали, того не сделали». Когда нужная тональность найдена, когда человек получает возможность быть услышанным, все вопросы можно разрешить.

Ведь лифт изготавливать – это сложная задача. Он изготавливается на заводе четыре месяца, и если дана неверная исходная информация, то потом ничего уже исправить нельзя. А у заказчика наболело что-то своё, он этого не понимает и не слышит, не хочет слышать. И вот надо уметь всё это вовремя донести, без лишней информации и ненужных эксцессов. И надо учиться этому и не забывать об этом. Это трудно. Люди все разные.

— Улучшается ли ситуация с взаимопониманием с течением времени?

— Хочется надеяться, что да. Однажды разругались с заказчиком в пух и прах, но поехали к нему втроём (я, учредитель и главный инженер) и не только загасили тот конфликт, но и заключили очень выгодный контракт на продолжение работ, объём по которому составил 2,5 миллиона за одно только остекление. Так что наша поездка чего-то стоила…

— А в чём самая сильная сторона вашей компании, как Вы считаете? Может быть, как раз в умении договариваться?

Мы ничего не боимся, берём эксклюзивные проекты, и если правильно простимулировать дело, нерешаемых проблем нет. Поэтому мы и специализируемся по эксклюзивным, «нерешаемым» проблемам. Нам говорят: «Лифт никогда туда не впишется», а мы вписываем его, находя нестандартные решения, иногда чем-то даже пренебрегая — но, конечно, не в ущерб безопасности.

— То есть вот эта творческая работа — это ваше главное конкурентное преимущество?

— Да. Кому-то просто лень всё это просчитывать, это трудоёмкое дело. Мослифт гонит свои лифты в жилые комплексы, берёт объёмами, а мы выполняем любой каприз. Надо покрыть кронштейны золотом — покрываем. Надо сделать зимний сад с выходом на крышу здания — выходим туда. Влезаем, впрягаемся, обжигаемся — но делаем. И получается неплохо.

— Конкуренция в вашем сегменте рынка большая?

— Очень большая. Такие монстры как Мослифт и МосОТИС имеют очень сильную материальную базу и способны демпинговать по ценам. Эти компании захватили почти весь московский рынок.

— Но конкурировать с ними всё-таки удаётся?

— Удачный опыт есть. Мы отбили у них академию имени Плеханова, например. Они проводили модернизацию лифтов, а в тендере значилась замена лифтов. Мы их на этом поймали и выиграли тендер. Не всегда, но удаётся и им утереть нос.

— Какие у вас ещё удачные проекты? Про золото расскажите.

— Ну, это нитрит титана, выглядит как старое золото. Покрываем им стеклодержатели. Удачные проекты — в Аэротеле была построена шахта финской компанией, и мы потом пристроили к ней свою шахту. Сейчас не отличишь, чья шахта была первой, уровень одинаковый, заказчик остался очень доволен. Фирме КОНЕ-лифтс сделали шахту в стиле «техно» в здании офиса на Ордынке. Это лифтовая организация гораздо мощнее нашей, существует на рынке давно. Но шахту эту заказали они у нас, и мы не подвели.

Или последний пример с Казакова, 8. Заказчик сначала нашел нас, потом им показалось, что мы слишком много денег просим, и они обратились в Мослифт. А Мослифт пришёл к нам. Мы приехали на объект и встретились там с тем же заказчиком, которого поначалу не устроили наши условия. Мослифт был не в состоянии решить эту проблему, а мы её решили. Поставили лифт, и сейчас всё там прекрасно работает.

— Как на вас сказался финансовый кризис?

— В той мере, в которой сказался на заказчиках. У них стало меньше денег, и заказов стало меньше. Но наша ниша специфичная. Мы делаем специальные проекты, за которые кроме нас никто не берётся, благодаря этому нам было легче справиться.

— Какие планы вы хотели бы в первую очередь осуществить?

— Заказчиков надо искать. Надо увеличивать объёмы, от объёмов очень многое зависит. Под них формируется и коллектив, и работа коллектива.

— Вы работаете по всей России?

— Да, и даже выезжали в Казахстан, в Актобе. В Уренгое работали, в Рославле, в Пензе, в Томске, в Омске, в ряде других городов, сейчас вот в Рыбинске монтируем. Где есть работа — туда и едем, ничего страшного.

— Расскажите немного о себе. Какие у вас любимые музыкальные исполнители?

— Тальков, Высоцкий, Окуджава. На их творчестве сформировалось моё мировоззрение.

— Чем увлекаетесь в жизни? Какое у вас хобби?

— Раньше играл в шахматы, в последнее время люблю походить на яхте.